Не умею писать обзоры. Посмотрела фильм еще в понедельник. Вот сейчас наткнулась на статью, максимально передающую мои впечатления.
читать дальшеДуше моя, душе моя, восстани, что спиши?
Конец приближается, и имаши смутитися.
Воспряни убо, да пощадит тя Христос Бог,
везде сый и вся исполняяй.
http://www.religare.ru/article37154.htm
Наталья Пестова "Изведи из темницы душу мою" (18 января 2007)
Павел Лунгин: "Хотел исследовать, как просыпается душа в человеке"
В Великом покаянном каноне святого Андрея Критского есть такие строки: "Душе моя, душе моя, восстани, что спиши? Конец приближается...". Этим пронзительным словам молитвы вся полнота церкви трепетно внимает в первые дни Великого поста, начиная трудное поприще очищения сердца и покаяния. О покаянии сказано и написано очень много, но попробуйте в двух словах передать суть этого действия. Человеку со спящей душой рассказывать о покаянном труде без толку – для начала его хотя бы надо разбудить. А вот как?
Режиссер – постановщик фильма "Остров" Павел Лунгин говорит о своей картине в том же ключе: "Хотел исследовать, как просыпается душа в человеке". Судя по неравнодушной массовой реакции кинозрителя и кинокритиков, Лунгину и его команде задуманное удалось. Для некоторых повторные просмотры "Острова" стали насущной потребностью: при каждом последующем знакомстве с фильмом открываются все новые глубины.
В фильме показаны три пути к Богу, равно достойных и веками апробированных церковью.
Отец Анатолий – его путь мученический: зрение бездны своих грехов и непрестанного плача о них.
Вот это и есть то самое "Дай мне, Господи, душе моей покаяние Давидово", когда великий грешник, убийца и предатель, повернувшись к Богу на все 180 градусов, достигает высокого уровня святости: прозорливости, дара исцелений, юродства Христа ради, экзорцизма (способность изгонять из людей бесов). Прозорливость старца Анатолия – плод его живой реакции на человеческую боль.
Игумен Филарет – путь созерцания и стяжания мирного духа. Оттого настоятель умеет ладить со всеми – и с епархиальным начальством, и с "проказником" отцом Анатолием – самым беспокойным насельником обители, которого без определенного опыта поначалу можно принять за духовного хулигана. Отцу Филарету без труда удается сглаживать трения между благочинным, которому по должности положено следить за порядком в монастыре, и нарушителем заведенного порядка – о. Анатолием.
Благочинный о. Иов – путь ревностного исполнения церковных канонов, путь богословски подкованного талантливого церковного администратора (в нем так и чуешь будущего епископа). Отец Иов хоть и ропщет на беспокойного старца, но опытно знает силу его молитв и, что греха таить, по слабости человеческой завидует столь обильному ниспосланию Божьих даров "старому хрычу".
Представления светских людей о монашестве, о жизни в православии грешат неким идеализированным схематизмом, елейной благостностью, совершенно далекой от жизненной правды. Фильм разрушает этот мыльный ореол, сдувает фантазийную пену, напоминая о том, что церковь прежде всего – толпа кающихся грешников, честно признающих себя духовно больными и с радостью принимающих врачество от самого Начальника жизни.
Почему "Остров"? Это я о названии. Отдаленное место, где живут пустынники, где все управляется по иным законам, где иное бытие. Но остров – далеко и не только географическое понятие. Пустыньку можно (и нужно) стяжать в собственном сердце, потому что и ад, и рай начинаются внутри нас.
Почему этот фильм появился именно сейчас?
Мы извалялись в грязи и приближаемся к самой нижней отметке духовного опустошения: волна убийств священников и нападений на них нынешним Рождественским постом – ярчайшие тому подтверждения. За этим опустошением – угроза гибели нации. Но Россия – страна особой реальности и множества Божьих чудес. Фильм "Остров" на экранах кинотеатров и телевизоров – это ли не чудо?! Это и наш ответ антихристовым "Оменам", трем "шестеркам" и прочим масонским штучкам. Как там у Достоевского? "Русский – значит православный".
P.S. Я по жизни подобна отцу Иову... и нет сил шагнуть на ступень выше. От осознания собственной ничтожности я проплакала пол фильма.
