Мы все учились понемногу...
Увертюра.
Происхождение слова "жемчуг" (pearl) объясняют по-разному, возводя его к прагерманскому и латинскому языкам: к прагерманскому слову beere - "зерно" или латинскому pirula (от pirium - "сфера" и pirula -"крупинка", обычная форма жемчужин). Римляне употребляли применительно к жемчугу греческое слово margarita, однако большие, совершенные по форме жемчужины называли unio. Слово margarita вообще означало нечто очень ценное, любимую вещь или обожаемое дитя.
Всем известны эти неповторимые драгоценности – жемчуг. И даже многие знают, теоретически, как происходит их добыча. Немного меньше людей имеют представление о том, из чего же получается такая красота. И уж совсем никто никогда не думал о том моллюске, которого лишают его единственного в жизни сокровища…
Пролог.
Всю жизнь любила жемчуг. Любой. Мелкий и крупный. Настоящий и искусственный. Белый, розовый, черный.
Жемчуг изначально обладает законченной красотой в отличие от других камней, которые требуют отделения от породы, вытачивания и шлифования.
Интермедия первая.
И вот теперь я – ныряльщик, ловец жемчуга. Меня завораживает уже не столько сама эта белая бусинка, хотя во многом не без этого, сколько процесс. Занырнуть глубоко-глубоко, до головокружения, чтобы воздуха хватала совсем в обрез, с трудом на обратный путь. Откопать на дне неказистого моллюска, вычистить весь перламутр, проникнуть сквозь створки к сокрытому за ними сокровищу, доказать, что именно тут, снаружи, и ждет настоящая жизнь… Чувствуешь себя причастным Творцу…
Интермедия вторая.
Обычно у меня все складывается удачно. Нет, не те слова. Нет у меня «обычно», как нет и «удачно». Все мои встречи, как говорится, «на дне морском» скорее сопряжены с необходимостью. И будет из них что-то дальше, это еще «бабушка надвое сказала». Ведь почему мне интересно вскрывать раковины? В какой-то мере я преклоняюсь перед их стойкость в хранении своих «внутренностей», тем, чему хотелось бы научиться самому. Не каждый ведь моллюск способен вырастить неповторимый жемчуг, да и жемчуг вообще… А, да, возвращаясь к «обычно», ладно, пусть пока будет это слово. Оно все же немного лучше, чем «иногда». Так вот, мое отношение к добыче жемчуга я стараюсь держать в рамках «работа». Это свойственно многим профессиям, ярким примером того служат врачи. Если принимать каждый случай близко к сердцу, долго не протянешь и еще не известно, насколько хорошо поможешь. Особенно у меня, когда работа не поставлена на поток. Велика опасность привнесения в нее личностных отношений к объектам. Я делаю свою работу хорошо: добротно, качественно, в срок.
Интермедия третья.
Никто не застрахован от случайностей.
Интересная раковина подвернулась мне в самый неожиданный момент, в том месте, где я бы ни когда и не думала ее искать. И именно поэтому с самого начала она не воспринималась мною как объект добычи. Но сила привычки сделала свое пагубное дело, и меня потянуло взглянуть на сокрытый жемчуг. Отношение к поставленной задаче уже перешло рамки профессии, и мною двигал уже личный интерес. Хех, сказать еще: дурной характер и желание объять необъятное.
Блин, так ведь всегда, когда не надо, все складывается замечательно, но когда кровно заинтересован в результате, можно и стену головой расшибить, а останешься у разбитого корыта…
Раковина попалась на редкость упорной. Оно и понятно. Живешь себе. Живешь, никого не трогаешь, вполне счастлив в своем замкнутом мирке. И тут на тебе: вылезайте, здрасти, мы вас миру явим! Канэчна, моллюск-хранитель сопротивляется и не слушает доводов рассудка. Но я упорная, ищу возможности проникновения. И не потому, что нужна мне эта жемчужина в мою коллекцию. Мне кажется, что нельзя скрывать даже малое сокровище, оно должно приносить радость миру. Пусть маленькому миру подобных мне коллекционеров, способных оценить их неповторимость и донести ее до других…
Конечно, в крайнем случае, можно сломать створки раковины, но это уж совсем варварский путь. Я такие методы не использую. Уж лучше признать поражение и уйти ни с чем.
Кульминация.
Руки издраны в кровь о края раковины, но я уже не замечаю боли. Что значит эта минутная боль по сравнению с той красотой, которая скоро ляжет в мои ладони…
И вот, когда подпорка уже почти стоит. Когда раковина уже почти сдала под моим напором и готова отдать мне свое сокровище, я… вдруг останавливаюсь…
Ну достану я эту проклятую жемчужину… Ну да, я буду счастлива носить на шее такую красоту, которая будет согрета мои теплом и приносить мне радость… Ее оценят окружающие и… И что… Вот именно, что?.. Бессмысленно это. Доставляя радость обладателю, эта драгоценность прервет свое существование. Ее раковина дает ей жизнь и рост. Что дам ей я? Минутный блеск. Не стоит оно того…
Держу себя в руках, чтобы не хлопнуть створками от обиды. Осторожно их прикрываю и гордо удаляюсь, сдерживая слезы. Да, именно так. Я поставлю тут огромный запрещающий знак: «нет будущего», чтобы никакой, пусть даже случайный ныряльщик, не потревожил покой открытого мною сокровища. Нанесенные моллюску раны подживут, зарубцуются или вообще затянутся, не оставив следа.
Эпилог.
А мне пора менять профессию. Больше я не ныряю, боюсь утонуть… перегорело…
Происхождение слова "жемчуг" (pearl) объясняют по-разному, возводя его к прагерманскому и латинскому языкам: к прагерманскому слову beere - "зерно" или латинскому pirula (от pirium - "сфера" и pirula -"крупинка", обычная форма жемчужин). Римляне употребляли применительно к жемчугу греческое слово margarita, однако большие, совершенные по форме жемчужины называли unio. Слово margarita вообще означало нечто очень ценное, любимую вещь или обожаемое дитя.
Всем известны эти неповторимые драгоценности – жемчуг. И даже многие знают, теоретически, как происходит их добыча. Немного меньше людей имеют представление о том, из чего же получается такая красота. И уж совсем никто никогда не думал о том моллюске, которого лишают его единственного в жизни сокровища…
Пролог.
Всю жизнь любила жемчуг. Любой. Мелкий и крупный. Настоящий и искусственный. Белый, розовый, черный.
Жемчуг изначально обладает законченной красотой в отличие от других камней, которые требуют отделения от породы, вытачивания и шлифования.
Интермедия первая.
И вот теперь я – ныряльщик, ловец жемчуга. Меня завораживает уже не столько сама эта белая бусинка, хотя во многом не без этого, сколько процесс. Занырнуть глубоко-глубоко, до головокружения, чтобы воздуха хватала совсем в обрез, с трудом на обратный путь. Откопать на дне неказистого моллюска, вычистить весь перламутр, проникнуть сквозь створки к сокрытому за ними сокровищу, доказать, что именно тут, снаружи, и ждет настоящая жизнь… Чувствуешь себя причастным Творцу…
Интермедия вторая.
Обычно у меня все складывается удачно. Нет, не те слова. Нет у меня «обычно», как нет и «удачно». Все мои встречи, как говорится, «на дне морском» скорее сопряжены с необходимостью. И будет из них что-то дальше, это еще «бабушка надвое сказала». Ведь почему мне интересно вскрывать раковины? В какой-то мере я преклоняюсь перед их стойкость в хранении своих «внутренностей», тем, чему хотелось бы научиться самому. Не каждый ведь моллюск способен вырастить неповторимый жемчуг, да и жемчуг вообще… А, да, возвращаясь к «обычно», ладно, пусть пока будет это слово. Оно все же немного лучше, чем «иногда». Так вот, мое отношение к добыче жемчуга я стараюсь держать в рамках «работа». Это свойственно многим профессиям, ярким примером того служат врачи. Если принимать каждый случай близко к сердцу, долго не протянешь и еще не известно, насколько хорошо поможешь. Особенно у меня, когда работа не поставлена на поток. Велика опасность привнесения в нее личностных отношений к объектам. Я делаю свою работу хорошо: добротно, качественно, в срок.
Интермедия третья.
Никто не застрахован от случайностей.
Интересная раковина подвернулась мне в самый неожиданный момент, в том месте, где я бы ни когда и не думала ее искать. И именно поэтому с самого начала она не воспринималась мною как объект добычи. Но сила привычки сделала свое пагубное дело, и меня потянуло взглянуть на сокрытый жемчуг. Отношение к поставленной задаче уже перешло рамки профессии, и мною двигал уже личный интерес. Хех, сказать еще: дурной характер и желание объять необъятное.
Блин, так ведь всегда, когда не надо, все складывается замечательно, но когда кровно заинтересован в результате, можно и стену головой расшибить, а останешься у разбитого корыта…
Раковина попалась на редкость упорной. Оно и понятно. Живешь себе. Живешь, никого не трогаешь, вполне счастлив в своем замкнутом мирке. И тут на тебе: вылезайте, здрасти, мы вас миру явим! Канэчна, моллюск-хранитель сопротивляется и не слушает доводов рассудка. Но я упорная, ищу возможности проникновения. И не потому, что нужна мне эта жемчужина в мою коллекцию. Мне кажется, что нельзя скрывать даже малое сокровище, оно должно приносить радость миру. Пусть маленькому миру подобных мне коллекционеров, способных оценить их неповторимость и донести ее до других…
Конечно, в крайнем случае, можно сломать створки раковины, но это уж совсем варварский путь. Я такие методы не использую. Уж лучше признать поражение и уйти ни с чем.
Кульминация.
Руки издраны в кровь о края раковины, но я уже не замечаю боли. Что значит эта минутная боль по сравнению с той красотой, которая скоро ляжет в мои ладони…
И вот, когда подпорка уже почти стоит. Когда раковина уже почти сдала под моим напором и готова отдать мне свое сокровище, я… вдруг останавливаюсь…
Ну достану я эту проклятую жемчужину… Ну да, я буду счастлива носить на шее такую красоту, которая будет согрета мои теплом и приносить мне радость… Ее оценят окружающие и… И что… Вот именно, что?.. Бессмысленно это. Доставляя радость обладателю, эта драгоценность прервет свое существование. Ее раковина дает ей жизнь и рост. Что дам ей я? Минутный блеск. Не стоит оно того…
Держу себя в руках, чтобы не хлопнуть створками от обиды. Осторожно их прикрываю и гордо удаляюсь, сдерживая слезы. Да, именно так. Я поставлю тут огромный запрещающий знак: «нет будущего», чтобы никакой, пусть даже случайный ныряльщик, не потревожил покой открытого мною сокровища. Нанесенные моллюску раны подживут, зарубцуются или вообще затянутся, не оставив следа.
Эпилог.
А мне пора менять профессию. Больше я не ныряю, боюсь утонуть… перегорело…